БАЙКИ

Две истории из жизни покойников

Я работал выездным фотографом в Зеленограде. У нас были дежурства по обслуживанию населения. Дежурю. Вползает древняя бабуля, ковыляет к столу приемщицы, а потом спрашивает:

- "Сынок, а где у вас упокойников снимают?"

- А где покойник, - отвечаю?

- А я упокойник и есть.

- Кааак?

-Вот помру, карточку искать не надо будет.

ГРУППОВОЙ ПОРТРЕТ НА ФОНЕ ПОКОЙНОГО

Меня пригласили в деревню снимать похороны. В большущей избе - одна большая комната. Мебели нет никакой. В красном углу - гроб. За гробом столпился народ. Человек тридцать - сорок. Под потолком одна пятисот ваттная лампочка. Прошу вынести гроб для съемки на улицу. Отказ. Пячусь назад, чтобы взять в кадр всю толпу деревенских. Упираюсь спиной в русскую печку. Мало. Лезу на неё. Сажусь. Навожу резкость, командую - снимаю. Нажимаю на спуск. Раздается страшный треск. На мгновение, пока зеркало поднято, теряю картину из виду, а когда зеркало опускается, то мне становится и страшно, и смешно: людей нет. Пол от старости сгнил и не выдержал экстремальной нагрузки. Из картофельного погреба несется отборный русский мат. А над этим кошмаром висит на каких-то досках чудом удержавшийся гроб с покойником, освещенный зловещим светом пятисот ваттной лампы.

КОНКУРЕНЦИЯ

Сидим на леднике Медвежий уже недели три с лишним. Всё что можно сфотографировать - сфотографировали. Повара снимали, метеоролога с его приборами, вертолетчиков, которые нам курево привезли и устроили облет ледника для гляциологов. Нам пришлось побороться за право первым влезть в машину, потому что еще неизвестно было полетит ли она второй раз. А двух сразу летчики не берут. И вообще у нас с Витей началась конкуренция. Каждый старался снять что-то такое, чего другой не снял.

Население временного поселка с большим интересом наблюдало за этой схваткой опыта и щенячьего задора. Вите было лет 36, а я был в первой командировке. У нас появились болельщики и деятельные помощники. У меня их было больше. Видимо потому, что слабых у нас любят. В один прекрасный день меня поманил к себе в палатку главный гляциолог. Он тихо предложил мне тайком от конкурента сходить на ледник и там посниматься среди огромных ледяных глыб. Нам самим это категорически запрещалось - очень опасно. Ледник медленно двигался, сползал вниз по раскаленным скалам. При этом на его поверхности то и дело обрушивались многотонные ледяные "скульптуры" Задавить могло запросто. А что бы не задавило, надо было встать еще ночью, и, пока не взошло солнце, спуститься к леднику. На съемку мне можно было потратить минут двадцать-тридцать, а потом бегом оттуда, потому как солнце жарило нещадно и глыбы льда начинали таять. Впрочем, бегать-то по леднику нельзя. Осторожно ходить, да еще и страховаться. Это тоже требовало времени.

Словом, мой болельщик рисковал жизнью. Я тоже. Рано утром мы тайком ушли из лагеря. Все прошло как по писаному. Поснимали, и к полудню усталые и довольные входили в лагерь. На скале у первой палатки сидел улыбающийся Витя с «Пентаконом в руках». На аппарат был надет трехсотый объектив. Ну, спросил он, - как успехи? И не дожидаясь ответа, добил нас: я вас два часа вон с той скалы снимал. Классные кадры получились.

ЗАБАСТОВКА

Лет двадцать назад в Чечне бурили рекордную сверхглубокую скважину. Я снимал репортаж о жизни бригады. Дня два уже проработал, а на третий ко мне пришел начальник буровой и слезно стал уговаривать сфотографировать лаборантку. Она забастовала, и второй день не хочет делать анализов, пока ее, как и всех прочих, не сфотографируют. Я эту тетю уже видел, килограммов сто пятьдесят весом и со страшным косоглазием. Но тоже женщина.

Пришлось пойти в лабораторию. Лаборантка была очень довольна, она накрасила губки, подвела глазки, сделала самое серьезное лицо, на какое только была способна, повернулась ко мне в профиль, так, мол, красивее будет, и скомандовала: "Снимайте!" Я нажал на спуск. Жизнь на буровой потекла своим чередом.