Дождь

http://www.padonki.org/creatiff/2154.html

Вторую неделю шел дождь. Солнце и звезды не видели земли третий месяц. На краю крыши, прислонившись спиной к флюгеру, сидел ангел. Его крылья, несмотря на дождь, были сухими. В любое мгновенье они могли унести его к свету и теплу, туда, где нет места людским слабостям. Он сидел, закрыв глаза, и играл на трубе печальную мелодию. Может быть, после житья на небесах, земля не может не вызывать печали. А может печальные песни не по нраву неземным обитателям, и играть их можно лишь там, где эта самая печаль цветет буйным цветом. Как бы там ни было, он сидел и играл, а люди, которых жизнь еще не полностью пригнула к земле, иногда поднимали головы и видели крылатое создание, удивляясь его неземной песни.
Вадим и Люда недавно решились на то, о чем в душе давно мечтали, но и немного побаивались — сыграть свадьбу. Возраст был соответствующий, ему двадцать восемь, ей двадцать шесть. Её уже запилила мама, мол, останешься старой девой. Его замучил отец, пора, говорил, найти хорошую бабу, чтоб заботилась. Сами они думали совсем о другом. О том, как по их будущей собственной квартире будут бегать дети. Он мечтал о сыне, она хотела девочку. Они договорились, что будут рады и мальчику и девочке, если, конечно, будет угодно Богу. Сильно верующими они не были, но тот факт, что оба были крещенными, иногда заставлял их отказываться от некоторых планов, что можно также объяснить и наличием совести.

В то вечер они вышли из ресторана, не очень дорогого, как раз для преподнесения кольца, тоже не дорогого, а заодно руки и сердца. Она думала о том, что кольцо не очень красиво, что она сама выбрала бы куда лучше, а также о том, что все идет просто превосходно. Он думал, что наконец сделал шаг, которого так долго избегал, и не без причин, и не пожалеет ли об этом. Опять же анекдоты про тещ не из пальца высосаны. Так они дошли до угла 6-й Советской и Суворовского. Откуда-то сверху доносилась музыка. Оба подняли головы и увидели трубача в белом. Они заворожено смотрели, как порывы ветра шевелят белые перья.
Ангел, — сказала она.
Да, — ответил он. — Это знак свыше. Все у нас будет великолепно. Я люблю тебя.
Они обнялись и их губы встретились. Не прошлось и минуты, как пьяный, еще ломающийся, голос произнес:
— Дядя, дай сигаретку.
Вадим не успел повернуться, как удар кирпичом по голове был дополнен ударом асфальт. Тускнеющее сознание пропустило мимо обшаривание карманов, но уцепилось за сцену, где трое подонков насилуют Люсю. На этом жизнь Вадима оборвалась.

Через пятнадцать минут она гладила его мокрые от дождя и крови волосы. Боль от утраты любимого была гораздо сильнее, чем от пятнадцатиминутного избиения, прерываемого жалкими попытками кого-то из них стать мужчиной.
«За что? За что, господи?» — сорванным голосом говорила она, смотря на ангела. «За какие грехи, господи?». Ангел был увлечен исполнением. Он не открыл глаз, не повернул головы, даже когда крик: «За что?», был перекрыт другим: «Спасибо, господи!»

Иван Приходько был единственным сыном Петра Семеновича Приходько, основателя и единоличного хозяина торгово-промышленной компании, появившейся на обломках союза. В советские времена Петр Приходько был директором «Березки». Маленький Ваня никогда не знал недостатка ни в конфетах, ни в игрушках, ни в детях, за все это называвших себя его друзьями.
К двадцати четырем годам он перепробовал всё, что можно купить за деньги, и все, за что можно откупиться деньгами. Еще в школе все виды алкогольных напитков, все доступные наркотики и извращения в так и не законченном институте. Однажды даже изнасиловал вокзального беспризорника. Но его поймали бандиты в погонах, контролировавшие вокзал. В то раз папе пришлось отдать одну машину из гаража сынишки, чтобы его выкупить, не наделав лишнего шума.

В тот вечер Ваня вышел из дешевого ресторана, через несколько минут после выхода, так разозлившей его молодой пары. Эти двое смотрели друг на друга светящимися любовью и нежностью глазами. Так на него никто никогда не смотрел. Тем более, он сам. А, что хуже всего, ему захотелось ту девушку. Захотелось овладеть ею на улице, прямо на асфальте. Разодрать одежду и насиловать, насиловать, насиловать пока из головы не исчезнут все бесы, что поселились там с детства, и с каждым днем только плодились.

Он вышел из ресторана и бесцельно бродил. Остановился у ларька купить сигарет. В этот момент с дороги вылетел на бешеной скорости КАМАЗ, груженый щебнем. Он пронесся в нескольких сантиметрах и начисто снес ларек. Иван еще успел заметить безграничный ужас в восточных глазах продавщицы, прежде чем ларек скрылся в просвете между стеной сталинского дома и КАМАЗом.

Сначала Иван ощупывал себя, не веря в то, что остался в живых. Потом, осознав, что все части тела еще, посмотрел чуть вверх и увидел ангела, играющего на трубе. «Не зря я каждый год ходил с отцом на крестный ход! Не зря я кидал баксы бабкам в метро». «Спасибо, господи!» — кричал он, а порывы ветра развевали белые крылья.

Машенька Егорова лежала в кроватке в своей комнате. Она не вставала уже седьмой день. Обострение после гриппа, как сказали врачи, но ничего опасного. Она лежала и думала о том, как летом поедет с родителями и младшим братом к бабушке с дедушкой. Как будут купаться в озере. Как папа с дедушкой будут ловить рыбу, а мама с бабушкой печь пироги и варить варенье. И о том, как в конце августа будет ее день рождения. Мама приготовит торт, на котором, как всегда, кремом будет написана цифра. В этот раз будет — семерка. Эх, как же хочется вырасти.

Она лежала и мечтала в комнате на последнем этаже, а прямо над ней, на крыше сидел с закрытыми глазами крылатый человек и играл на трубе ее любимую песенку, которую после слов «засыпай же заинька» пела ей мама, держа на руках. И было слышно, как бьётся мамино сердце, сердце самого близкого и дорогого человека.

Ангел доиграл до конца свою песню. С последним звуком его трубы совпал последний удар Машенькиного сердца. Врачи ошиблись.
Он спустился с крыши, вошел в комнату через окно и взял ее за руку. Он встала и увидела на кровати свое бездыханное тело, свои смотрящие в мечты глаза.
— Ты ангел? — спросила Маша, и он кивнул.
— Я умерла? — опять кивок.
— Ты заберешь меня на небо?
Он улыбнулся, поцеловал ее в лоб, и они взлетели, и полетели туда, где не никогда идет дождь